Портрет умирающей актрисы. «Красный капиталист» подарил СССР шедевр Франсиско Гойи

Гойя попал в СССР в 1972 году, когда на внутреннем художественном рынке была заметна стагнация: яйца Фаберже уже вывезли, дворцы национализировали, «щукиных» расстреляли. Зато у Советского Союза появились новые друзья: одним из них был близкий товарищ Ленина, «красный миллионер» Арманд Хаммер. 

Датировка картины для простого зрителя является информацией не просто второстепенной, - она малозначительна. После осмотра полотна люди нагнутся к табличке с названием, «Да-да, точно, «Купчиха», но на дату написания работы посмотрит редкий посетитель музея. А ведь та же «Купчиха за чаем» с ее белыми сдобными формами, сахарными дольками арбуза, переспелым виноградом, довольным жизнью котиком была написана Кустодиевым в голодном 1918 году. Даты, конечно, не превратят замечательного мастера в бездаря, а бесталанного выпивоху не сделают  главой школы, но для более глубокого понимания картины и для работы специалистов они не просто важны, они необходимы. Как проходило становление художника, где было создано полотно, кто послужил прототипом и что вообще происходило на политической арене в этот момент, - люди не живут в вакууме, в безвоздушном пространстве, и картина является диалогом с миром и квинтэссенцией этого мира.

Счастливый случай, когда работа подписная, когда легко прослеживается вся история владения полотном, когда нет более поздних дописок и сохранность выше всяких похвал. Таких работ очень мало. Даже самые известные полотна, висящие в Лувре, Прадо, Эрмитаже, оказывались в центре скандалов, когда в результате новейших исследований их авторство или подлинность оспаривались арт-критиками. Понятно, что терять настоящего Леонардо или Рубенса, получая взамен работу его школы, не хочется, и поэтому официальная точка зрения музеев, аукционных домов и новоиспеченных владельцев часто не совпадает с сенсационными открытиями искусствоведов.

В Эрмитаже, например, висит единственный во всей стране Гойя. Собрание испанской живописи невелико: всего около 200 работ, размещенных в двух залах Нового Эрмитажа, - но при этом за пределами Испании эта коллекция одна из самых важных. При Екатерине II и Александре I были приобретены первые полотна, но Гойя попал в страну в 1972 году, когда на внутреннем художественном рынке была заметна стагнация: яйца Фаберже уже вывезли, дворцы национализировали, «щукиных» расстреляли. Зато у Советского Союза появились новые друзья: одним из них был «владелец заводов, газет, пароходов», близкий товарищ Ленина, «красный миллионер» Арманд Хаммер, который в 20-ые годы вывозил пушнину и черную икру, добывал асбест на Урале, а на карандашах, выпускавшихся в Москве, только за первый год работы фабрики заработал более миллиона долларов. Его длинной и успешной жизни мог бы позавидовать Остап Бендер: многое из того, что рассказывал о себе бизнесмен, было «фальшаком». Таким же, как и пасхальные яйца ювелирного дома Карла Фаберже: покинув страну в начале 30-х годов, Арманд захватил с собой в Штаты настоящие клейма выдающегося ювелира.

Франсиско Гойя. Портрет доньи Антонии Сарате

Отец будущего магната был коммунистом: он не только дал сыну имя, которое переводилось как «рука и молот», но и свободу. Из-за своей социалистической деятельности Джулиус Хаммер, который владел сетью из нескольких аптек и занимался врачебной практикой, находился под наблюдением у федеральных агентов. 5 июля 1919 года они зафиксировали, как Мария Оганесова, 33-летняя жена бывшего царского дипломата, приехала на прием к Хаммеру-старшему. За хрупкими плечами Марии уже была угрожавшая жизни череда выкидышей и абортов, она не отличалась крепким здоровьем, но вновь была в положении и хотела эту беременность прервать. Операция происходила во время разгара эпидемии гриппа, и на 6-ой день после аборта Оганесова умерла от пневмонии. Через месяц доктор Хаммер был обвинен в непредумышленном убийстве первой степени, но через год прокурор убедил суд присяжных в том, что доктор оставил свою пациентку «подыхать, как собаку», а утверждение о том, что она умерла от осложнений гриппа, было просто попыткой скрыть преступление.

В 1920 году судья приговорил Джулиуса Хаммера к 3,5 годам в тюрьме Синг-Синг. Спустя много лет журналист Эдвард Эпштейн в своей книге «Досье: тайная жизнь Арманда Хаммера» писал, что Хаммер-старший взял на себя вину сына. В своей претензии он основывается на словах Бетти Мерфи, любовницы Арманда. Позиция зашиты состояла в том, что Джулиус не отрицал, что аборт был произведен, но настаивал на его необходимости с медицинской точки зрения, а в представлении этого аргумента был более убедителен не студент-медик, Арманд Хаммер, а его отец, лицензированный врач. В итоге Джулиус сел в тюрьму, а Арманд стал представлять интересы их фармацевтической компании. Во время сухого закона его лекарственная спиртовая настойка из экстракта имбиря имела колоссальный успех, принеся Арманду миллионную прибыль.

Он любил пускать пыль в глаза и был рад слухам о своем баснословном богатстве, подкрепляя их щедрыми инвестициями в искусство. Но очень часто реальная цена оказывалась гораздо ниже той стоимости, которую озвучивал Хаммер: именно это несоответствие легло в основу мифа о том, что Гойя «не настоящий».

История тогда нашумела: Хаммеру нужно было вновь подружиться с лидерами Советского Союза, и он подарил стране «Портрет актрисы Антонии Сарате», погрудное изображение актрисы в белом платье, тюрбане с полумесяцем и красной накидке с меховой опушкой. Но министр культуры СССР Екатерина Фурцева не осталась в долгу, - взамен Хаммер получил Малевича, которого быстро и выгодно продал музею Людвига. Датировка «беспредельного шедевра» Гойи и многочисленные дописки, исказившие авторскую живопись, вызывали вопросы искусствоведов, громкие заявления Хаммера оказались очередной ложью, и слухи о сомнительном провенансе не заставили себя ждать.

Однако, портрет был действительно хорош: небольшая работа отвечала исканиям зрелого художника. От парадных портретов с оглядкой на требования галантного века он уходил к портретам интимным, камерным, полным внутренней жизни. Его, надолго забытого, потом стали считать одним из первых художников эпохи романтизма. Испанки Гойи воодушевлены, их огромные глаза сияют, но совсем иначе он увидел донью Сарате.

Франсиско Гойя. Портрет актрисы Антонии Сарате

Гойя писал ее дважды, и на обоих портретах донья Сарате печальна. Первый портрет, где актриса сидит на желтом диване в черном платье с веером в руках, создан в 1805 году и сейчас находится в Национальной галерее Ирландии. Изначально искусствоведы относили обе работы к 1805-1808 годам, руководствуясь определением возраста «на глазок», даже было непонятно, что было написано раньше. Теперь эрмитажный портрет датируется 1811 годом, годом, когда актриса умерла от чахотки, и поэтому исследователи, описывая работу, обязательно отмечают бледный цвет кожи, яркий кукольный румянец, блеск глаз.

Есть даже версия, что сын актрисы заказал работу после смерти матери: сама поза, выражение лица, черные локоны, падающие на лоб, словно срисованы с «ирландского» портрета, кардинально поменялась только одежда и фон. Но они преображают весь характер полотна: если на более раннем портрете актриса позирует художнику в его студии, и эта работа создана в традициях парадного портрета, то на втором полотне ее фигуру окутывает мрак и она вырастает из этого мрака. Это живописное решение позволяет сконцентрировать внимание на лице, и Гойя часто пишет при искусственном освещении. Он достигает максимальной точности: светлая кожа, искристая мантилья, хрупкая фарфоровая статуэтка в мехах, которая, не ровен час, разобьется. Действительно, на картинах, как и на надгробиях, ставятся даты, но это всегда дата рождения, памятник бессмертию.