Болезни Вудро Вильсона. Дислексия и психосоматические расстройства

Томаса Вудро Вильсона никто не сумел бы вылечить от дислексии – и тем не менее, он справился со своим недугом. Можно предположить, что важную роль сыграло восхищение, которое будущий президент США испытывал к своему отцу – и забота отца о здоровье своего сына.

На протяжении всех 230 лет американской истории президентами США становились юристы, военные или профессиональные политики. Единственным настоящим интеллектуалом, проживавшим в Белом доме с 1913 по 1921 г., был 28-й президент США, университетский профессор из Принстона Томас Вудро Вильсон.

Справедливости ради, надо сказать, что в багаже профессора имелся небольшой опыт пребывания на посту губернатора штата Нью-Джерси – но губернатором Вильсон был избран в возрасте пятидесяти трех лет, а до того делал успешную академическую карьеру. Он с блеском защитил диссертацию, посвященную роли Конгресса в американской политике, получил степень доктора философии, а позже стал ректором знаменитого Принстонского университета – одного из старейших в Америке. Вильсон – автор монументального пятитомного труда «История американского народа». Труды Вильсона изучают не только в Школе общественных и международных отношений его имени (в стенах Принстона), но и во многих других университетах США. В мировой же истории Вудро Вильсон остался как один из величайших миротворцев XX века, гуманист и философ, создатель прообраза ООН – Лиги Наций.

Зная все это, трудно поверить, что блестящий интеллектуал Вильсон выучил алфавит лишь в возрасте 9 лет, а до 12 практически не умел ни читать, ни писать. Нетрудно догадаться, что школу Вильсон тоже не посещал – позже ему ставили это в вину политические оппоненты. При этом будущий президент США родился и воспитывался не где-нибудь в трущобах, а во вполне благополучной и интеллигентной семье – его отец был видным богословом, одним из основателей Южной пресвитерианской церкви Соединенных Штатов.

Все дело было в том, что Вильсон испытывал почти непреодолимые трудности с восприятием написанного. Изучавшие его «историю болезни» современные медики осторожно пишут о том, что это было некое расстройство, «подобное дислексии».

Сейчас страдающих дислексией достаточно успешно лечат как невропатологи, так и обычные логопеды. Однако в те годы, когда маленький Томми Вильсон безуспешно пытался разобраться, чем одна буква отличается от другой, такого понятия в медицине еще не существовало. Поэтому и поставить диагноз будущему президенту – не говоря уже о том, чтобы вылечить его от этого недуга – было некому.

Впервые термин «дислексия» появился в работах немецкого офтальмолога Рудольфа Берлина в 1887 г. (Вудро Вильсону уже исполнился 31 год, и он преподавал античную историю в женском колледже Брин Мар в Пенсильвании). Берлин наблюдал мальчика, который испытывал трудности при обучении чтению и письму при совершенно нормальных интеллектуальных и физических способностях во всем остальном. Однако никакой внятной теории, объясняющей этот парадокс, немец не выдвинул.

Спустя девять лет англичанин В. Прингл Морган опубликовал в авторитетнейшем «Британском медицинском журнале» статью «Врожденная словесная слепота», где описывал случай 14-летнего подростка, ничем не отличавшегося от своих сверстников по уровню развития интеллекта, но совершенно не способного читать. Морган сделал вывод о существовании специфического психологического расстройства, влияющего на способность к обучаемости чтению, но не предложил никаких методов его лечения. Он предположил лишь, что причиной «врожденной словесной слепоты» может быть некая патология зрительных нервов. В год, когда вышла эта статья, Вильсон был уже известным ученым, членом попечительского совета Принстонского университета.

И только в 1925 г. – спустя год после смерти Вудро Вильсона – невропатолог Сэмюэль Т. Ортон, изучавший феномен дислексии, осмелился высказать мысль, что проблемы с чтением при дислексии не имеют отношения к нарушению зрения. Согласно теории Ортона, дислексия может быть вызвана межполушарной асимметрией головного мозга. Доминирование правого полушария, предположил Ортон, делает человека неспособным связать знак, который он видит, со звуком. Сам Ортон предпочитал использовать для описания этого синдрома термин «стрефосимболия» - «перевернутые символы» (от греческого strepho – «поворачиваюсь»).

Хотя у Ортона не было возможности проверить свои выводы опытным путем (аппаратуры для сканирования мозга в то время не существовало), большинство его теоретических выводов впоследствии были признаны правильными. С помощью психолога Анны Джиллингем Ортон разработал специальную методика изучения языков для страдающих дислексией (система Ортона – Джиллингем), которая до сих пор успешно используется в обучении детей, испытывающих сложности при обучении чтению.

Несмотря на явный прогресс в изучении этого феномена, нельзя сказать, что современная медицина раскрыла все тайны дислексии. Если Ортон описывал всего лишь пять патогномичных признаков специфических нарушений чтения, то в исследованиях семидесятых годов таких признаков насчитывается уже шестнадцать.

Итак, маленького Томаса Вудро Вильсона никто не сумел бы вылечить от дислексии – и тем не менее, он справился со своим недугом. К сожалению, не сохранилось никаких документов, проливающих свет на то, как это произошло. Но можно предположить, что важную роль сыграло восхищение, которое будущий президент США испытывал к своему отцу – и забота отца о здоровье своего сына.

Томми Вильсон родился на редкость здоровым ребенком. Когда ему исполнилось 4 месяца, мать написала своему отцу: "Ребенок здоров и прекрасно выглядит - он намного больше, чем были сестры в его возрасте. Очень пухленький. Все говорят нам, что он чудесный мальчик. А самое приятное - он ведет себя великолепно, доставляя нам минимум хлопот". Преподобный Томас Вудро, увидев младенца, заметил: "У этого малыша достаточно достоинств, чтобы стать членом Генеральной Ассамблеи".

Увы, вскоре все изменилось. Томми еще не исполнился год, когда его отца, преподобного Джозефа Раглеса Вильсона, назначили проповедником пресвитерианской церкви в Огасте, штат Джорджия. Для отца Томми это было серьезное повышение – Огаста была процветающим городом, одним из центров торговли хлопком, сказочно обогащавшим плантаторов Юга. Некоторые дворцы этих хлопковых королей, владевших сотнями и тысячами черных рабов, сохранились в Огасте до сих пор.

Однако для маленького Томми переезд в Огасту оказался роковым. Возможно, климат Джорджии был ему противопоказан, а может быть, сыграло роль некое детское заболевание – о котором, впрочем, тоже не осталось документальных свидетельств. Так или иначе, в Огасте Томми Вильсон превратился из упитанного здорового младенца в болезненного маленького мальчика. 

Отец Томми, преподобный Джозеф Раглес Вильсон, считался на редкость красивым мужчиной. «Высокого роста и крепкого телосложения, с ясными, глубоко посаженными глазами и широким красивым лбом, который венчала копна черных волос. Округленный подбородок по бокам был обрамлен темными бакенбардами. У него был чувственный рот, а также большой прямой нос. И только большие оттопыренные уши несколько портили его», - пишет о нем Уильям Буллит-младший, близкий соратник президента Вильсона.

Увы, единственная черта, которую унаследовал маленький Томми от своего красавца-отца – это как раз оттопыренные уши. Сложением же и чертами лица он походил на мать - Жанет Вудро, которую тот же Буллит описывает так: «Она была болезненной женщиной с некрасивыми чертами лица: длинным носом, выпуклыми глазами и широким, слабым ртом. Это было молчаливое и набожное создание»

У юного Томми были материнские тусклые серые глаза и негустые белокурые волосы. Он едва перестал носить распашонки, как начал носить очки. В раннем возрасте его стали беспокоить приступы желудочных болей, мучившие его впоследствии всю жизнь. В семье он был всеобщим любимцем, и, как это часто бывает с болезненными детьми, отец, мать и две старшие сестры чрезмерно опекали его.

Зигмунд Фрейд, написавший объемное психологическое исследование личности Вильсона, пишет о нем так:

«Томас Вудро Вильсон был довольно трогательным маленьким мальчиком, который у всех вызывал симпатию и жалость: слабый, болезненный и нервный, замедленный в своем развитии ребенок, с плохим зрением, страдающий расстройствами желудка и головными болями».

Разумеется, Томас очень страдал от своей неспособности выучить буквы и ходить в школу, как все прочие дети. Пример отца – великолепного проповедника, буквально упивавшегося своим ораторским даром – постоянно стоял у него перед глазами. Профессор Уинтроп М. Дэниельс, преподававший в Принстоне когда там учился Вильсон и хорошо знавший будущего президента США, вспоминал: «Я никогда не встречал такую сыновью любовь и уважение к отцу, как у м-ра Вильсона. Трудно сказать, являлось ли искреннее восхищение дарованием отца или неограниченная любовь к нему, как к человеку более сильным ингредиентом в этой доминирующей страсти». Будучи студентом, Томас постоянно цитировал отца и рассказывал приятелям случаи из его жизни, пока тем не надоедало выслушивать всевозможные подробности о довольно банальных высказываниях Вильсона-старшего и его ничем не выдающихся поступках.

Но это будет позже, а пока маленький Томми с благоговением слушает проповеди отца, мечтает быть таким же убедительным и красноречивым и обладать такой же мудростью, как и он. А для этого – уверен Томми – нужно знать наизусть Библию. И раз уж ему не дано ее прочесть, то можно запомнить!

И Томас начал тренировать свою память, заучивая наизусть отрывки из Библии, которые зачитывал его отец в церкви. На Вильсона-старшего это произвело впечатление. Надо сказать, что он любил сына столь же искренне и глубоко, как и тот его. Преподобный Вильсон мог часами возиться с Томми, «порой так увлекаясь, что становился больше похож на шаловливого мальчугана, нежели на уважаемого священнослужителя». Он любил делиться с сыном своими мыслями, обсуждая даже серьезные, «взрослые» проблемы.

«Моим самым ранним воспоминанием, - вспоминал Вудро Вильсон 50 лет спустя, - является воспоминание о том, как я, четырехлетним ребенком, вышел за ворота дома моего отца в Огасте, штат Джорджия, и услышал, как кто-то из прохожих сказал, что выбрали м-ра Линкольна и что будет война. Я побежал спросить отца, что все это значит».

Поскольку Томми не посещал школу, отец ежедневно занимался с ним, причем не только дома, но и на улице, во время их долгих прогулок вдвоем. При этом Джозеф Вильсон, не будучи ни невропатологом, ни психологом, особенное внимание придавал развитию речи ребенка. Они могли часами играть в «синонимы», подбирая целые вереницы слов для предметов, которые видели дома, на улице, в церкви, во время пикников на природе. Позже, когда Томас все-таки научился читать, в этой игре стал использоваться большой словарь Вебстера. Еще одной игрой, в которую отец играл с сыном, было «исправление стиля». Преподобный Вильсон открывал наугад какую-нибудь книгу, зачитывал отрывок вслух и предлагал Томми улучшить стиль автора. Вскоре отец убедился, что его сын обладает незаурядными интеллектуальными способностями и его ждет блестящее будущее.

Так оно и случилось. Юный Томас Вудро Вильсон научился читать, а вскоре освоил и стенографирование. Позже, в Принстонском университете, он выучил немецкий язык, хотя до конца жизни не переставал жаловаться на то, сколько сил и времени занял этот процесс.

Однако, даже победив дислексию, Вильсон продолжал страдать от многочисленных недугов, некоторые из которых, скорее всего, имели психосоматическую природу. «Он считал себя избранником Бога, предназначенным для выполнения громадной работы в этом мире, а ему приходилось бороться со своими головными болями, расстройством желудка, со слабым зрением и т. п.», - пишет Буллит.

Хилый и болезненный, Томми Вильсон тем не менее обладал сильной волей и своеобразной харизмой, позволившей ему стать лидером своего курса в Принстонском университете. Хотя он не играл в бейсбол, он был избран президентом бейсбольной ассоциации. Его уважали за глубокие знания трудов политических деятелей – и особенно за ораторское мастерство, которому Томми научился у отца. Искусство произносить речи стало для него настоящим призванием. Известно, что он часами стоял перед зеркалом, оттачивая свои жесты и репетировал речи, которые впоследствии произносил с церковной кафедры своего отца.

«Профессия, которую я избрал – политика, профессия, которой стал заниматься – право», - говорил Вильсон. Но все оказалось не так просто. В декабре 1880 г. (Томасу Вудро было 24 года) он был вынужден покинуть Принстон из-за участившихся желудочных приступов, которые окончательно расшатали и без того слабое здоровье будущего президента. Он вернулся в отчий дом, старадая от тяжелых головных болей, расстройства кишечника и нервного переутомления. «Как может человек со слабым телом вообще куда-либо отправиться?» - писал он в дневнике (Принстон находился в соседнем штате). В письме к другу Томас Вудро был еще более категоричен. «Что касается моего здоровья, то теперь мне ясно, что прекращение учебы было самым благоразумным шагом, который я только мог совершить. Мой врач нашел, что мои пищеварительные органы сильно расстроены, и уверил меня в том, что, если бы я остался в университете и далее игнорировал лечение, я, возможно, получил бы хроническую язву желудка и обрек себя на очень печальное будущее».

Страдал Вильсон не только от желудочных болей, но и от неразделенной любви к своей кузине Генриетте. Двоюродная сестра поддерживала его во время болезни, писала ему нежные письма, но, когда Томас пошел на поправку и сделал ей предложение, решительно отказала (и правильно сделала – близкородственные браки чреваты генетическими нарушениями у последующих поколений). С разбитым сердцем Вильсон вернулся домой и заявил: «Томас умер, родился Вудро!» (такова была фамилия его матери). Так станем называть его с этих пор и мы.

Какое-то время Вудро продолжал самостоятельно заниматься изучением права, гулял с родителями по округе, обучал своего маленького брата Джозефа латыни и «чувствовал себя очень несчастным» (Буллит). Однако нужно было задуматься и о том, как зарабатывать себе на жизнь: не в традициях США сидеть на шее родителей до седых волос. Отец щедро финансировал своего любимца, но Вильсон чувствовал, что пора становиться на ноги самому.

Попытка заняться адвокатской практикой в Атланте не принесла успехов: Вудро приходилось конкурировать с 143 другими адвокатами, гораздо более энергичными и крепкими, и он быстро разочаровался в юридической работе.

«Здесь главным занятием человека, несомненно, является обогащение, а деньги нельзя делать, не применяя самые вульгарные методы. Трудолюбивого человека, занимающегося интеллектуальной деятельностью, объявляют непрактичным мечтателем», - с обидной писал он в дневнике.

Преподобный Джозеф вошел в положение сына и предложил оплатить его дальнейшее обучение – благо, желудочные боли временно отступили. Вместо того, чтобы сидеть в конторе или выступать в суде, Вильсон поступает в Университет Джона Хопкинса, где продолжает образование и получает степень доктора философии. Следующие 27 лет его жизни посвящены исключительно академической карьере.

Казалось, стремление заниматься политикой так и останется юношеской мечтой. Даже по внешним данным Вильсон не подходил под типаж американского политика – пышущего здоровьем энергичного джентльмена с обаятельной дружелюбной улыбкой и крепким рукопожатием. «Его уродливые черты еще больше портили очки, которые не примыкали ни к одной стороне его выдающегося вперед носа, и удивительно плохие зубы, - пишет Буллит. - Он никогда не курил, но его зубы быстро разрушались; так что, когда он улыбался, выставляя их напоказ, были видны желтые, коричневые и голубые пятна с проблесками золота тут и там. Его кожа по цвету напоминала замазку, к тому же она была покрыта нездоровыми пятнами. Его ноги были слишком короткими для его тела, так что сидя он выглядел лучше, нежели стоя».

Перед свадьбой (в 1885 г. Вудро женился на Эллен Акссон, также происходившей из семьи пресвитерианского проповедника) Вильсон попытался улучшить свою внешность: отрастил длинные пушистые усы и короткие бакенбарды. Однако эти ухищрения не способны были скрыть его крючковатый нос, глаза навыкате, острую челюсть и толстую, мясистую нижнюю губу. Надо отдать ему должное, будущий президент обладал мужеством признать свою физическую непривлекательность и чувство юмора, позволявшее ему подтрунивать над собой. Посылая свою фотографию другу, он писал: «Здесь передано удивительное сходство, фотография вышла ничуть не уродливее, чем я выглядел во время съемки».

Однако невыигрышная с точки зрения публичной политики внешность не помешала Вильсону, к тому моменту уже признанному специалисту в области права, в 1910 г. победить на выборах губернатора штата Нью-Джерси. В этом штате, известном сильными демократическими традициями, прогрессивные взгляды ректора Принстона пришлись ко двору. Проводя в жизнь либеральные реформы (в частности, обязательное страхование жизни заводских рабочих), Вильсон стал известен далеко за пределами штата.

А в 1912 г. неожиданно для многих недавний университетский профессор победил на президентских выборах двух знаменитых политиков: действующего президента Уильяма Тафта и бывшего президента Теодора (Тедди) Рузвельта. В его победе был большой элемент случайности: изначально кандидатом от демократической партии должен был стать спикер Палаты представителей Конгресса Чамп Кларк, за которым стояли могущественные финансовые магнаты Уолл-Стрита, а Вильсон считался номером вторым. Но Кларк не набрал двух третей голосов на съезде Демократической партии, и кандидатом от «ослов» (символ демократов) был избран Вудро Вильсон – правда, только на 46-м по счету голосовании.

Считается, что Вильсон победил, потому что Республиканская партия раскололась: Рузвельт, обиженный на своих однопартийцев за то, что ему предпочли бывшего его соратника Тафта, вышел из партии и основал собственную – Прогрессивную партию, или «Партию лосей». Вероятнее всего, если бы Рузвельт или Тафт сошли с дистанции, Вильсону бы не удалось одержать победу. Но ни республиканец, ни прогрессист не отказались от участия – и бывший ректор Принстона стал хозяином Белого дома.

На посту президента Вудро Вильсон прославился как один из самых мудрых и дальновидных лидеров США. Он долгое время (до весны 1917 г.) удерживал Америку от участия в Первой мировой войне, к которому склоняли страну многие горячие головы, провел антимонопольную реформу, в значительной мере поборол коррупцию, ставшую при Тафте настоящим бичом американской политики. В то же время, именно при Вильсоне была создана Федеральная резервная система США – высшая точка развития американской финансовой олигархии, до сих пор играющая роль частного «банка банков» не только Америки, но и всего мира.

На переизбрание в 1916 г. Вильсон шел под лозунгом «Он уберег нас от войны». Но, выиграв выборы во второй раз (с очень небольшим перевесом), он отказался от политики невмешательства и призвал «объявить войну, чтобы закончить все войны». Непосредственным поводом для вступления США в Первую мировую войну стал перехват «телеграммы Циммермана» - послания, которое министр иностранных дел Германской империи направил послу Рейха в США. В этой телеграмме, расшифрованной и заботливо предоставленной американским властям британской разведкой, шла речь о переговорах с президентом Мексики: в случае, если Вашингтон начнет военные действия против Германии, мексиканская армия должна была ударить в южное подбрюшье США. За это Германия обещала после окончания войны вернуть Мексике территории, аннексированные США: штаты Техас, Аризона и Нью-Мексико.

Этого даже патентованный пацифист Вильсон не выдержал. 2 апреля 1917 г. он поставил перед Конгрессом вопрос об объявлении войны Германии, а 6 апреля Конгресс дал свое согласие.

К этому моменту силы воюющих в Европе сторон были уже порядком истощены. Считается – и не без оснований – что главным мотивом для вступления США в войну были интересы американских монополий. Действительно, в результате победы, которую Антанта при самой деятельной поддержке США одержала над Германским Рейхом, США значительно усилили свои позиции в Старом Свете и далеко продвинулись по пути превращения в первую сверхдержаву мира (истощенная и обескровленная Британская империя уже не могла с ними конкурировать). Однако сам Вильсон – идеалист и моралист – меньше всего заботился о выгодах американских олигархов. Для этого в его окружении были такие люди, как зловещий «полковник» (ни дня в армии не служивший) Эдвард Хауз, бывший агентом финансовых монополий в окружении президента. Сам же Вильсон думал прежде всего о том, как обустроить новый, счастливый мир без войн и революций. Для этой цели он разработал и выдвинул на рассмотрение держав-победителей проект создания Лиги Наций – «всеобщего международного объединения наций в целях гарантии целостности и независимости как больших, так и малых государств».

Проект этот был его излюбленным детищем, основанным на многолетнем изучении международного права. Вильсон наивно полагал, что европейские союзники, благодарные ему за спасение Старого Света от едва не победившей агрессивной немецкой империи, с энтузиазмом поддержат его предложение. Но все пошло совсем не так. На мирной конференции в Париже (1919 г.) он столкнулся с жадными, беспринципными политиками – прежде всего, с британским премьером Ллойд Джорджем, которые думали только о том, как бы «набить себе карманы» и при этом прикрывались лицемерными рассуждениями о милосердии. Эти европейские политиканы не соглашались на создание Лиги Наций иначе, как выторговывая себе уступку за уступкой у настоящего победителя Рейха. Возможно, другой, более здоровый и сильный человек, мог бы им противостоять, но Вильсон был слишком слаб и уязвим, как психически, так и физически. Он шел на один компромисс за другим, отказываясь от многих своих первоначальных требований (известных как «14 пунктов Вильсона») – все для того, чтобы был выполнен последний, четырнадцатый пункт, предусматривавший создание Лиги Наций.

«Он устал от всей этой грязной сделки и хотел лишь скорейшего подписания договора, чтобы вернуться в Америку и добиться его ратификации сенатом, основав, таким образом, Лигу Наций. Чем большую критику в отношении договора высказывали Ллойд Джордж и другие, тем с большей отчаянностью Вильсон цеплялся за свою рационализацию о том, что Лига изменит все, что нужно изменить в договоре», - пишет Зигмунд Фрейд.

Когда текст Версальского договора был вручен немецкой делегации, президент национальной ассамблеи Германии заметил: «Непостижимо, чтобы человек, который обещал человечеству справедливый мир, основанный на содружестве наций, мог поддержать этот проект, продиктованный ненавистью». Вильсон, разумеется, понимал, что алчность и акульи аппетиты Ллойд Джорджа и Клемансо превратили его идеалистические планы в нечто совершенно противоположное. Но его силы были уже на исходе. Состояние президента вновь ухудшилось. За две недели до подписания Версальского договора наблюдательный, как все секретные агенты, «полковник» Хауз записал в своем дневнике: «Мне кажется, что я нигде более не встречал человека, чья внешность столь разительно меняется от часа к часу. И это касается не только его лица. У него один из самых сложных характеров, с каким я когда-либо сталкивался. Он столь противоречив, что в его адрес трудно высказать какое-либо суждение».

Учитывая, что Хауз был уже много лет знаком с президентом, стоит расценивать эти слова как свидетельство серьезно пошатнувшегося психического здоровья Вильсона.

Невзирая на серьезные проблемы со здоровьем, Вильсон, триумфально вернувшийся в Америку, начал подготовку к ратификации своего любимого детища. Он представил Версальский договор с пунктом о Лиге Наций Сенату, но сенаторы отнеслись к нему скептически. Против Лиги Наций – а точнее, против участия в ней США – яростно выступал один из политических оппонентов Вильсона, горячий сторонник партии войны, сенатор Генри Кэбот Лодж, лидер большинства в Конгрессе и председатель сенатской комиссии по иностранным делам.

После этой встречи с сенаторами физическое состояние Вильсона ухудшилось. Он решил, несмотря на возражения своего врача, жены (Эллен умерла в 1914 г. и он тут же женился вторично на Эдит Боллинг) и секретаря, отправиться в турне по Америке, чтобы призвать народ поддержать его в борьбе за договор и против Лоджа.

Вильсона предупреждали, что его турне может окончиться фатальным исходом. Личный врач президента, Кэри Т. Грейсон, всячески удерживал Вильсона от поездки, пока тот не сказал ему: «Я надеюсь, что ничего страшного не случится, но даже если это и произойдет, я должен ехать. Солдаты в окопах не бегут от опасности, и я не могу отворачиваться от своей задачи сделать Лигу Наций установившимся фактом».

К сожалению, Грейсон оказался прав. Поездка оказалась роковой для Вильсона. С каждой новой речью его состояние все ухудшалось. 25 сентября 1919 г. в Пуэбло, штат Колорадо, Вудро Вильсон произнес свою последнюю речь.

«Какие торжественные обещания мы даем тем, кто пал во Франции? Эти люди были борцами за идею. Они сражались не для того, чтобы доказать мощь США. Они сражались за то, чтобы в мире восторжествовала правда и справедливость, и все человечество видит в них борцов за мир, а их ни с чем не сравнимый подвиг заставил все человечество поверить в Америку так, как оно не верит ни одной другой нации в современном мире. Мне видится, что между нами и отвержением или принятием этого договора стоят ряды этих парней в хаки, не только тех, которые все еще возвращаются или вернулись домой, но и тех дорогих нам душ, которые бродят по полям Франции».

Закончив речь, Вильсон разрыдался. Видя его состояние, Грейсон заставил президента прервать турне и вернуться в Белый дом. Но было уже поздно. Через три дня после возвращения в четыре часа утра Вудро Вильсон потерял сознание и упал в ванной.

Это был инсульт – увы, далеко не первый в его жизни. История болезни президента, составленная уже в наше время целым консилиумом врачей, свидетельствует о том, что первый инсульт (возможно, микро) Вильсон перенес в 1886 г.

Затем последовал микроинсульт 1904 г. А в мае 1906 г. после того, как Вильсон, в то время ректор Принстонского университета, провел энергичную кампанию по реформированию университетских законов, у него случился первый удар, в результате которого он ослеп на левый глаз (позже зрение частично вернулось к нему). Кроме того, за нехарактерный для него всплеск энергии пришлось заплатить обострением желудочных болей, а также болей в руках и ногах.

Но удар 1919 г. был гораздо сильнее. Левую половину туловища Вильсона парализовало, он окончательно ослеп на левый глаз, уже пострадавший в 1906 г. и был вынужден передвигаться в инвалидном кресле. После этого удара он не оправился. В течение последних 18 месяцев его президентства бразды правления Соединенными Штатами находились в крепких руках его второй жены, Эдит Боллинг Вильсон. Впоследствии ее даже прозвали «секретным президентом».

Фрейд пишет: «Вудро Вильсон, который продолжал жить, был патетическим инвалидом, ворчливым стариком, полным ярости, слез, ненависти и жалости к себе. Он был столь тяжело болен, что ему позволялось сообщать лишь такую информацию, которая не могла повредить его здоровью».

Тем не менее, он все же узнал о том, что Сенат США отверг вступление Америки в Лигу Наций (в основном из-за опасений, что Лига ограничит суверенитет США и в частности право Конгресса объявлять войну). Лига была создана, но Америка не вступила в нее, и мечта Вильсона о мировом правительстве, которое навсегда покончило бы с войнами и несправедливостью, так и осталась мечтой. Все оказалось зря – и уступки, на которые он пошел, выторговывая у англичан и французов согласие на Лигу Наций, и жертвы, которые принес американский народ, вмешавшись в чудовищную мясорубку на зеленых полях Европы.

Вудро Вильсон умер во сне 3 февраля 1924 г. в возрасте 67 лет. До конца жизни он рассказывал навещавшим его друзьям истории о своем «несравненном отце». А в истории США Вильсон так и остался великим идеалистом, чем-то вроде современного Дон Кихота.

И уж совсем несправедливым выглядит тот факт, что в советской литературе Вильсон был запечатлен каким-то империалистическим людоедом. Благодарить за это стоит, прежде всего, В.В. Маяковского, посвятившего в поэме «150 000 000» творцу Лиги Наций такие строки:

«Я приду к нему, я скажу ему: "Вильсон, мол, Вудро, хочешь крови моей ведро?»

По отношению к человеку, требовавшему от союзников «освобождения российских территорий, решения её вопросов исходя из её независимости и свободы выбора формы правления» - очень несправедливо.