Чахоточный Христос. Портрет умирающего художника Кириака Костанди.

На картине Костанди изображен мужчина со скрещенными на груди руками, а за спиной его холст с простеньким пейзажем. Лицо мужчины с глубоко ввалившимися глазами и пергаментным цветом кожи молниеносно врезается в память. Это портрет умирающего Кузьмы Кудрявцева.  

В книге Константина Паустовского «Время больших ожиданий» есть глава, которая называется «Мнимая смерть художника Костанди». Этот короткий и смешной рассказ о том, как Паустовский работал секретарем в одесской газете и как однажды один из местных журналистов, «король репортеров», принес в редакцию печальное известие о смерти художника Костанди, предложив напечатать некролог. В итоге оказалось, что художник жив, а автор некролога просто хотел заработать на мнимой сенсации. Ужасно забавно читать характеристики, которые дают художнику герои рассказа. «Глава южнорусской школы художников. Мастер! Бриллиантовая рука! И золотое сердце. Добрее его не было человека на свете» соперничают с категоричными «Ваш Костанди не художник, а свиновод» и «Он всю жизнь держался за протертые штаны передвижников». И кажется, конечно, что Костанди, этого «чудного старика», Паустовский просто выдумал, но он действительно существовал, жил в Одессе и вскоре после опубликованного в газете некролога умер. Кто же он такой?  

Кириак Костанди родился в 1852 году в бедной семье и рано потерял отца. В престижную Академию художеств талантливому художнику помог поступить Иван Айвазовский, - без его поддержки Костанди просто бы не смог приехать в столицу. Педагогом Костанди стал Петр Чистяков (тот самый, что учил Серова и Врубеля), но помимо академических штудий и копирования в Эрмитаже, молодой одессит с удовольствием посещал художественные кружки и общался с передвижниками в их «протертых штанах». Завершив обучение, он остался жить в Петербурге, но серый петербургский колорит любого может превратить в ипохондрика, поэтому через несколько лет Костанди вернулся в Одессу, где бирюзовое небо и дача на Большом Фонтане превращались на его воздушных холстах в буйство сирени, всполохи настурции, развевающиеся на ветру голубые юбки. Теперь его делят две страны, и одна называет его «русским живописцем греческого происхождения», а другая «украинским педагогом и художником Королевства Греции, Российской империи и УССР».  

Художественный дебют Костанди состоялся в 1884 году на XII выставке передвижников. За 3 года до этого на летних каникулах, поехав с друзьями писать этюды в село Бутырки Орловской губернии, художник задумал создать полотно «У больного друга», и по возвращению представил Совету Академии эскиз будущей работы. К конкурсу на малую золотую медаль его не допустили, поскольку на тот момент Костанди не имел российского подданства, а бумажная волокита с подачей прошения и получением ответа затянулась до конца года. Сама работа тоже продвигалась несколько медленнее, чем он рассчитывал, поэтому выставиться на Весенней выставке Общества поощрения художников 1883 года он не смог.  

Картина эта для него значила очень много – нужно было удачно выступить, показать себя, и Костанди понимал это. Он писал матери, что картина «будет первой моей попыткой выхода на поле самостоятельной художественной деятельности» и радовался, что те живописцы, что видели незаконченное полотно в его мастерской, принимали картину «очень хорошо». Сюжет был взят им из жизни. Бедный, умирающий художник – тема довольно распространенная, которая часто встречается и в живописи, и в литературе, но у Костанди этот сюжет был прямо перед глазами, и он смог достоверно рассказать историю своего друга без всякой излишней сентиментальности. Его однокурсником был невероятно талантливый художник из крестьянской семьи, Кузьма Кудрявцев. Он брал серебряные и золотые медали Академии, а на имя руководства постоянно подавал прошения об оказании ему материальной помощи – юноша жил в ужасной нищете. В качестве пенсионера он съездил в Португалию, много работал на пленэре, но теплый морской воздух не спас его от чахотки.  

На картине Костанди, которую датируют 1883-1884 годами, изображен молодой мужчина со скрещенными на груди руками, а за спиной его холст с простеньким пейзажем. По сути это этюд, но лицо мужчины с глубоко ввалившимися глазами и пергаментным цветом кожи молниеносно врезается в память, вызывая ассоциации с работами Ге и Крамского на библейскую тематику. Это портрет умирающего Кузьмы Кудрявцева. В картине «У больного товарища» зритель уже не видит этих страшных глаз: мужчина прикован к кровати, и можно разглядеть только темную шевелюру, заострившийся нос, бородку. Руки безвольно лежат поверх одеяла, узкая кисть с длинными пальцами, худое тело – и вновь довольно ясно читается сходство с каноническим образом Христа. К умирающему в мастерскую, стены которой увешаны его этюдами, пришли друзья: их Костанди тоже писал со своих сокурсников – Алексея Афанасьева и Николая Дубовского. Один из товарищей в стильных ботфортах, словно только вернувшись из  Бутырок, сидит на стуле, поза «закрытая»: сцепленные в замок руки, нога закинута на ногу, в молчании смотрит он на лежащего в постели товарища. Второй перебирает работы: он опирается локтем на этажерку, подперев голову рукой, и этот жест полон молчаливой грусти. Гости понимают, что друг их обречен и что сделать ничего нельзя. Критик Владимир Стасов писал про них: «И сам умирающий молодой художник с безнадежным выражением, точно уже с печатью смерти на лице, и оба его товарища-художника, старающиеся сдержать угнетающие их чувства, прекрасны».  

Картину хвалил и Репин, и Чистяков, а Павел Третьяков, у которого были и хороший вкус, и «острый нюх на все живое», приобрел работу для своей галереи. Успех первой картины привел к тому, что через несколько лет Костанди приступил к созданию композиции с похожей темой - «Больная на даче», но это полотно, которое многие хвалят и на которое ссылаются в монографиях, было утеряно в годы Великой Отечественной войны и от него сохранились только подготовительные рисунки, выполненные тушью и карандашом.