Не много
было столь же подлинно французских музыкантов, как этот итальянец, он один во
Франции сохранил популярность в течение целого столетия.
Ромен Роллан
Как-то герцог де Гиз, знатный аристократ, родственник французского короля и большой любитель вечерних прогулок, бродил по улицам древней Флоренции всего с несколькими сопровождающими. По своему давнему обыкновению он заглянул в простую таверну, полную небогатой публики — ремесленников, мелких торговцев, работников, слуг, студентов, клириков и других горожан. Он прошёл на «чистую половину», где обычно места за столами занимали купцы побогаче, а иногда и мелкие дворяне, не считавшие зазорным приходить в подобное место.
В тот вечер таверна была полупустой. Де Гиз уселся за стол и спросил себе кувшин местного вина, оливок и сыра на закуску. Свита его расположилась у двери, стуча для вида кружками, а на деле зорко оглядывая помещение. Лишь пара телохранителей, настоящих головорезов и известных в прошлом бретеров расположилась за соседним столом. Трактирный слуга, нутром угадавший в позднем посетителе человека знатного, резво помчался на кухню с заказом. А принц, с интересом оглядев зал, обратил внимание на подростка, дававшего что-то вроде представления. Тот изображал мертвецки пьяного мелкого чиновника городской администрации, напевая звонким дискантом забавные куплеты и весьма искусно подыгрывая себе на видавшей виды гитаре. Когда представление закончилось, мальчику накидали в шляпу целую горсть меди, среди которой поблескивали три или четыре мелкие серебрушки. Один из телохранителей принца бросил мальчишке золотой флорин, и сорванец молниеносно поймал монету.
- Вон тот знатный господин хочет поговорить с тобой, малыш, – сказал охранник, кивая на герцога...
Так произошел важный поворот в жизни Джанни-Баттисты Лулли, впоследствии величайшего французского композитора Жана-Батиста Люлли, как он стал именоваться позднее. Он стал популярнейшим и известнейшим маэстро эпохи барокко, творцом классической французской оперы, великолепным скрипачом, танцором и балетмейстером, автором множества великолепных произведений, дошедших до потомков и ещё в тридцатые годы прошлого века собранных Прюньером в солидное10-томное издание.
Харизматичный и весьма колоритный мальчик понравился герцогу, и он привёз парнишку с собою в Париж. Но о том, куда назначить молодого итальянца, он пока не подумал. По прибытии герцогу доложили, что при смерти находится его любимый пёс. Переживания заставили знатного аристократа начисто забыть о привезённом им юном флорентийце. Дворецкий герцога, недолго думая, определил мальчишку поварёнком на кухню. Большого дара к благородному искусству кулинарии мальчик не обнаружил. Довольно невнимательный и «витавший в облаках», он часто нарывался на затрещины, тычки и оплеухи. Люлли утирал слёзы и вновь принимался просеивать муку, чистить рыбу и овощи и ощипывать жирных индюшек, крошечных рябчиков, овсянок и перепёлок.
Рассказывают также, что во время посещения герцога королём Людовиком, тогда ещё совсем ребёнком, в герцогской поварне царил ужасный переполох. Повара и кухарки сбились с ног, торопясь приготовить угощение для самого короля и его свиты. Суматоха была страшная! Шеф-повар рвал и метал, яростно ругая своих работников. Крайняя живость итальянского характера, или природное чувство юмора, или желание озвучить весь этот кавардак – неизвестно, что из этого всего заставило Джованни схватить свою гитару и звонко запеть. Он попадал в такт движениям слуг и служанок, кухарок, поваров, кухонных рабочих и самого шефа, все ругательства которого он сопровождал соответствующим куплетом и звонким гитарным перебором. Властитель кастрюль и сковородок просто задохнулся бешенством! Он, словно севильский бык, кинулся на мальчишку, выхватил из его рук гитару, с треском разломав её у него на плечах, а обломки немедленно швырнул в огонь. Джованни зарыдал в голос от горя и обиды...
Позднее многие биографы великого композитора будут пересказывать эту историю, говоря о крайней жестокости великого Люлли. Он, по уверению современников, и сам не раз разламывал на спине и плечах музыкантов их инструменты, если те приводили его в ярость и гнев своей недостаточно слаженной и точной игрой. А приходил в это состояние знаменитый маэстро весьма часто — давал о себе знать южный характер вспыльчивого, словно порох, флорентийца.
А вечером начались танцы. Дамы и кавалеры приседали и кланялись в величественных па менуэта. Но юный король, обладавший тонким музыкальным слухом, смотрел на оркестрантов и морщился. Он подозвал ближайшего к нему музыканта и гневно заявил ему, что оркестр не умеет держать ритм.
- Умоляю простить нас, Ваше Королевское Величество! Похоже, где-то внизу в замке играет ещё один оркестр, который вносит разлад в нашу музыку, сбивая с такта.
- Сюда этот оркестр, немедленно! – потребовал юный властелин.
Слуги приволокли маленького Люлли:
- Государь, играл этот поварёнок.
- Я играл на кастрюлях и сковородках, налив в некоторые из них воды, – признался испуганный мальчик.
- Неси их сюда! – потребовал будущий Король-Солнце.
Слуги расставили кастрюли, миски и сковородки. Джованни поудобнее перехватил свои скалки и заиграл. Зазвучал гавот – звонкий, темпераментный, весёлый танец.
- Будем танцевать! – захохотал Людовик.
История эта весьма известная – и скорее всего вымышленная. Ведь Люлли несколько лет служил сестре герцога, принцессе де Монпансье, кузине короля, в качестве пажа. Его обязанностью было развлекать принцессу игрой на музыкальных инструментах и помогать практиковаться в итальянском языке. Ведь кроме гитары и скрипки, игре на которых его научил добрый старик-францисканец, третий сын флорентийского мельника, он больше ни на чём играть не умел. Работы у него не было, а на наследство рассчитывать третьему сыну не приходилось, разве что на кота. Это и привело его в таверну, где он встретился со своим шансом на счастливую жизнь. Поэтому Люлли времени не терял, учился композиции, набирался опыта в скрипичных экзерсисах, осваивал клавесин.
Ещё одним шагом стало его участие в знаменитом оркестре «Двадцать четыре скрипки короля». Кроме того, Жан-Батист (а к тому времени он стал уже вполне себе французом, поэтому в дальнейшем мы будем называть его так) показал себя изумительным танцором: необыкновенно изящным, обладавшим великолепным чувством ритма, превосходной телесной памятью и завораживающей пластикой и точностью движений, а также тем, что сейчас называют локомоторикой, придававшей каждому его жесту особенную подчеркнутость. Восхищённый король, сам превосходный танцор, предложил ему танцевать с ним в балете «Ночь». Там монарх, облачённый в великолепный костюм Солнца, исполнял танец разгоняющего тьму дневного светила. В балетах тогда не только танцевали, но и пели вовсю. Люлли сочинял музыку, играл её и сам танцевал в балетах. Карьера шла в гору. Он стал придворным композитором, знаменитым маэстро, затем суперинтендантом музыки.
Король Людовик Четырнадцатый был великим правителем. Его армиями командовали Тюренн, Вобан и Конде, финансами распоряжался Кольбер, творил свои чудесные пьесы Мольер, писал шедевры Лафонтен. У короля был дар собирать вокруг себя талантливейших людей своего времени и искусно управлять ими. Люлли тоже попал в эту плеяду и стал в ней ценнейшим брильянтом. Мало того, именно король стал человеком, побудившим Люлли создать в противовес итальянской французскую оперу и придать ей истинное величие. Просто итальянец считал французскую речь совершенно непригодной для оперы и потому принципиально не брался сочинять. Однако король сумел убедить его. И Люлли совершил, как ему казалось, невозможное. Он начал не просто писать оперы, а выпекать их, как горячие пирожки: «Помона», «Тезей», «Аттис», «Беллерофонт», «Фаэтон» и многие другие... Он много сотрудничал с Мольером, создавал танцевальные произведения, сочинял чудесную религиозную музыку. Он стал главой Королевской Академии Музыки, что впоследствии стала парижской оперой.
Король был его ангелом-хранителем, защищая и иногда просто вытаскивая своего гениального любимца из неприятных историй, в которые попадал распущенный и довольно коварный флорентиец. Жарко интересуясь мужскими прелестями, Люлли даже попал было на зуб святой инквизиции, и только заступничество короля спасло композитора. Условием спасения была женитьба, а Люлли, по его собственному признанию, «одинаково любил как яблоки, так и груши». Его брачный контракт скрепили сам Людовик Четырнадцатый и королева-мать Анна Австрийская. К браку он отнёсся с большим пиететом и не прогадал: дочь композитора Ламбера, Мадлен, родила ему двух сыновей и двух дочерей. Она окружила Люлли заботой и была его сиделкой до самой смерти композитора.
Много пишут о вероломстве Люлли и его довольно мерзких деяниях при дворе. Неисправимый интриган, он оттеснил и опорочил многих, был жесток и деспотичен с музыкантами, подчинёнными ему. О нём говорят как о «коварном флорентинце», о человеке, что растоптал Мольера. Но пытаясь оценить поступки человека 17 века с позиций века 21, не зная ни нравов, ни контекста того времени, многие исследователи совершают ошибку. Особенно заострять внимание на этой стороне жизни композитора мы не станем, но предположим, что косвенно это может быть и повлияло на его жизнь.
После очередной довольно длительной размолвки с королём, причиной которой послужила новая «шалость» с мужчиной, до которых был так охоч наш герой, у него появилась возможность проявить перед двором свой талант. Постановка «Te Deum» должна была вновь привлечь внимание короля и придворных. Люлли с жаром руководил оркестром. Ожидалось прибытие монарха, и Люлли работал на подъёме и с необыкновенной энергией. Его баттута (дирижёрский жезл, которым отбивали ритм об пол все тогдашние дирижёры, ведь до появления дирижерской палочки оставалось ещё примерно 100 лет) с силой била и била в пол. Вроде как король уже должен был приехать...
Оглянувшись на пустое кресло в ложе короля, охваченный тревогой и отчаянием, Люлли особенно яростно стал отбивать баттутой ритм. Рука его дрогнула, и тяжёлый, окованный металлом жезл обрушился на башмак композитора, ударил в подъём стопы и соскользнул вниз, дробя пальцы. Увидев переломанные кости плюсны и раздробленные 3 и 4 пальцы ноги композитора, придворные врачи Антуан д’Акен, Дака и Антуан Валло и Ги Крессан-Фагон сразу объявили, что такое ранение чрезвычайно опасно, и из-за сильно распространившейся красноты и опухоли лечение возможно только после удаления большей части стопы. Но Великий Люлли, божественный Люлли, живой и ловкий, как фавн, изящный и точный в движениях, как легконогий эльф, блестящий танцор Люлли, не смотря на возраст (а было ему на тот момент 54 года), категорически воспротивился операции. Он ещё надеялся танцевать перед своим королём!..
Рана воспалилась. Началась гангрена. Нога сначала посинела, потом начала чернеть и разлагаться. Муки были нестерпимы. Люлли часто накрывало спасительное беспамятство. Лекарь-флорентиец приготовил настойку опия. Рыдающая Мадлена подала мужу стакан. Снадобье подействовало. В полузабытьи великий композитор прожил ещё 3 дня. А 22 марта 1687 года Жан-Батист Люлли отправился в мир иной. Его произведения исполняли до середины 18 века, потом большинство их было прочно забыто. Играли лишь несколько инструментальных пьес и знаменитый гавот, имевший широкую популярность среди музыкальных педагогов. В наше время интерес к операм Люлли растёт. Его музыку с увлечением исполняют современные музыканты, и толпы поклонников могут наслаждаться ею.