Двадцать ранений друга Наполеона. Маршал Жан Ланн, герцог де Монтебелло.

Солдаты принесли его в лазарет, где великий Доминик Жан Ларрей ампутировал ему ногу. Наполеон, продолжавший битву, навещал его ежедневно, проезжая по нескольку лье. Первые пять дней маршал чувствовал себя относительно неплохо. Наполеон приободрился и приказал заказать Ланну протез у знаменитого венского механика Меслера.

«Я взял его к себе пигмеем, а потерял исполином». Наполеон Бонапарт.

«Только дважды боевые товарищи Наполеона видели слёзы на его глазах после сражения. Второй раз это было < ...> когда умирал маршал Ланн, у которого ядром оторвало обе ноги...». Евгений Тарле.

По старинной гасконской традиции, существовавшей  в крестьянской семье Ланнов, всех мальчиков называли либо Жаном, либо Бернаром. Старшего брата назвали Бернаром, а следующего по счёту назвали Жаном. У его отца было четверо сыновей и четверо дочерей – отличный комплект для небогатого фермера. На хуторе Айрод, всего в одном с небольшим лье от Лектура, у Ланна-отца была небольшая ферма. Эту ферму, а также несколько наделов земли, полученных в качестве приданого матери нашего героя, его батюшка сдавал в аренду. Жила же вся семья в доме с небольшим, соток в 50, участком, полученным также в приданое. Аренда прокормить большую семью не смогла, и глава семьи вынужден был распродать всё, оставив себе лишь дом и небольшой этот участок.

Из-за отсутствия средств наш герой не получил совершенно никакого образования и жил в полной дикости и невежестве, ведя жизнь деревенского подпаска. Эта деревенская жизнь настолько запомнилась мальчику, что, уже будучи герцогом и маршалом, он заполнил луга и поля своих обширных земельных владений огромными стадами лошадей, овец, коров и коз, с увлечением занимаясь скрещиванием и разведением ослов, лошаков и мулов. Хотя читать и писать он научился неплохо. Мечтавший о карьере клирика старший брат учился грамоте и счёту у некоего доброго каноника. Любознательный и талантливый Жан перенял эти умения у старшего брата.

Когда Жан вырос, отец отдал его в ученики местному мастеру-красильщику, в семье стало совсем нехорошо с деньгами. Здоровенный и крепкий, как молодой бычок, юнец понравился красильщику. Он брался за самую тяжкую работу, отжимал и прополаскивал огромные и тяжеленные рулоны мокрых тканей, неутомимо таскал воду, пыхтя и задыхаясь, один мог укатить сорокавёдерную бочку. Небольшого, метр с кепкой роста (около 167 см), с широченными плечами и грудью, чрезвычайно выносливый, молодой подмастерье пришелся мастеру ко двору. Но тупая и тяжкая работа скоро надоела шустрому и живому юноше, так и брызжущему энергией и весельем. Он отправился к королевским вербовщикам и поступил в войско короля Людовика. Гасконский характер, бешеный темперамент и отчаянная храбрость привели его к дуэли, в результате которой он получил удар шпагой и вынужден был оставить свой полк. Деваться было некуда, и он опять оказался приставленным к корытам и бочкам с краской и отмокавшими в них тяжёлым и мокрым отрезам ткани. Когда началась революция, его хозяин, старый красильщик Гильон, посоветовал ему вернуться в армию: мол, здесь тебе ничего не светит, а там, глядишь, и станешь капитаном.

Маршал Жан Ланн, герцог де Монтебелло.

Источник изображения: https://ru.wikipedia.org

Он отправился служить в новую, революционную армию, проявил недюжинные способности к военному делу и вскоре был избран сью-лейтенантом (в революционных войсках такой способ назначения был не редкостью). Молодая Французская республика воевала с испанцами, поэтому своё боевое крещение он получил в Восточных Пиренеях, в сражении с войсками генерала Рикардо. Во время отступления солдаты его батальона обратились в паническое бегство, бросая оружие и разбегаясь, кто куда. Командир был убит, но Ланн кинулся навстречу бегущим и, надрывая глотку, вскоре справился с паникой. Солдаты побежали назад, на ходу подхватывая с земли брошенные мушкеты. С треском развернулось знамя батальона, солдаты заревели «Да здравствует республика!». Контратака удалась - позиции были возвращены, испанцы отошли назад по всей линии, понеся потери. Солдаты отмечали неимоверную вспыльчивость и ярость своего лейтенанта, говоря, что неизвестно кто еще страшнее – Ланн или испанские фузилеры. Да и ужасная ругань, которой лейтенант поливал беглецов, произвела на солдат неизгладимое впечатление...

Мы не будем описывать великое множество сражений, боёв, осад и просто схваток, в которых побеждал этот знаменитый маршал. От него доставалось на орехи и австрийским, и прусским, и испанским генералам. Ему удалось потрепать и Беннигсена, и даже знаменитого Барклая. Его назначили взять Сарагоссу, которая защищалась с неимоверным мужеством, вызывавшим восторг и благоговейный ужас в Европе. Защитники, в том числе женщины и дети, стояли насмерть, устилая улицы телами. Ланн, взявший город, был глубоко огорчён и произнес целую тираду о героях и храбрецах-защитниках, хотя и прихватил подарок от городских властей – золотой букет с цветами из драгоценностей, поднесенный, чтобы избавить разорённый город от грабежа и насилия. Некоторые генералы вернули свои букеты, зная, что жители расплавили церковную утварь, чтобы откупиться.

Он близко дружил с Наполеоном, называя его запросто на «ты», и даже замучил его этим, когда тот стал императором, продолжая тыкать ему даже на торжествах и официальных мероприятиях. Командуя гвардией, он запускал руки в гвардейскую кассу. Когда его поймали, он закатил скандал, но деньги вернул, заняв их у старого взяточника и ругателя маршала Ожеро, довольно быстро погасив долг взятками и добычей. Вообще, это тёмная история, и к ней приложил руку сам император Наполеон, которому надо было спровадить Ланна от двора. Уж больно тот доставал его панибратством, забыв, что у монархов друзей не бывает. Он отважно дрался при Лоди, Арколе, у Пирамид, у Монтебелло, Маренго, Вертингена, Ульма, Аустерлица, Заафельда, Йены, Пулутска, Гейльсберга, Фридланда, Абенсберга, Регенсбурга, Эсслинга и ещё во многих других местах. Поэтому рассказать всё мы не сможем, как бы ни хотели.

Во всей французской армии было только два таких знатока ужасающей матерной ругани – Ланн и Ожеро, который свободно владел этим искусством на португальском, французском, итальянском, немецком и русском языках (последний всех злее, разумеется). Именно по этой причине Ланн занимал второе, а не первое место, хотя экспрессии и напора у него хватало на четверых. Его вспыльчивость, беспощадность и суровость были легендарными, и лишь сумасшедшая отвага поправляла положение. Соперников в этом небезопасном качестве у него было всего ничего, практически пара человек во всей Франции, и об этих отморозках мы ещё напишем. В штыковую Ланн вёл своих гренадер всегда при полном параде, с пышными эполетами, всеми звездами и крестами. При этом часто посасывал толстенную сигару! «Командиры на глазах своих солдат должны выглядеть в бою, как на свадьбе!» – считал Ланн. За 50 военных кампаний Ланн был ранен не менее 20 раз, уступая лишь маршалу Удино по прозвищу «дуршлаг», имевшему 37 ранений. Но Удино был дьявольски упрям и иной раз получал по нескольку ранений от одного и того же противника. Раз он вцепился, будучи пешим, в древко и полотнище знамени прусских драгун, ворвавшихся в каре его солдат. Знаменщик, не желая отдавать французу полковое знамя, пять раз ударил Удино саблей в голову. Но упрямый Удино стащил-таки драгуна на землю и отнял у него знамя. И во всей этой компании наполеоновских маршалов, среди которых было порядочно гасконцев, Ланна считали самым лихим! Французские хирурги диву давались, как он ухитрялся выживать после таких ранений. Фехтовал он совершенно, блестяще. Вокруг его фигуры рассыпался как бы веер из множества лезвий, сверкающий непроницаемый круг, сквозь который могут проникнуть, казалось, только изрубленные в фарш клочья.

Наш герой был несколько раз ранен и на дуэлях, которые плохо заканчивались для его противников. Армия это знала, и далеко не все храбрецы решались злить свирепого гасконца. Впрочем, находились и такие. К примеру, Мюрат. В бою при Абукире (сухопутном, не морском) оба храбреца были ранены. Мюрат, человек крайне разговорчивый, даже болтливый, терпеть не мог Ланна, и не упустил бы случая поизмываться над ним и позлить его. Но превратности войны: пистолетная пуля поразила его челюсть, и голова Мюрата походила на кокон бабочки с дырками для глаз. Лежали они на соседних койках лазарета, и Ланн, которому прострелили бедро, предавался печали. Дело в том, что его тогдашняя супруга, Полетта Мерик, родила ребёнка через тринадцать месяцев после того, как проводила его в поход. Дело было в госпитале в Александрии, в Египте, где Ланн при штурме Акко получил ещё и пулю в шею, что разорвала связки и слегка задела позвоночник, отчего он остаток жизни проходил с чуть наклонённой вбок головой, как бы разглядывая собеседника. Мюрат не мог говорить совсем, и Ланн иногда позволял себе злить соперника, критиковать его самого, его действия на войне, что неимоверно бесило пылкого кавалериста. Наконец Иоахим Мюрат что-то нарисовал пальцем на пыльном подоконнике. Это оказалась голова некоего рогатого зверя… Так они стали с Мюратом настоящими врагами. Мюрат даже отбил у Ланна сестру Наполеона, Каролину Буонапарте, на которой наш рогоносный герой думал жениться, чтобы утешиться и быть поближе к другу, который стал отдаляться от него, ну и к государю, конечно. Но в зятья, в корсиканскую мафию Наполеонидов, вошел всё-таки Мюрат. Катался как сыр в масле, или, как говорят французы, как орех в меду. Стал богачом, королём Неаполитанским, зятем императора всех французов. Но грызться с Ланном и другими маршалами, словно пёс за кость, не переставал. Как говорят умные люди, воинская слава дороже золота, когда за неё заплачено собственной кровью.

Этим же соперничеством были увлечены и русские знаменитые полководцы – Суворов, Румянцев, Потемкин и Каменский. Чего стоит, к примеру, знаменитый суворовский стул, через который фельдмаршал перескакивал с криками: «Того обошёл, этого обошёл!», словно радостный Колобок из народной сказки. Или взять сталинских маршалов: те тоже любили друг друга кусать, хлебом не корми. Соперничество на войне — дело обычное и не всегда вредное, если в меру и под надзором. Но Ланна задевал не всякий герой - «Аякса Франции», «Роланда Итальянской Армии» задевать лично было физически опасно. «У Ланна мужество было сильнее разума...», – считал Наполеон, ценя своего «храбрейшего из храбрых» (маршал Мишель Ней получил это прозвище уже после смерти Ланна). Отважный, прямой, как клинок, с дерзким гасконским характером, он имел блестящие способности самостоятельно руководить большими массами войск, в отличии, к примеру, от Удино, которому для успеха в ухо должен был дышать Наполеон или хотя бы Бертье или Сюше.

Как-то в ответ на комплименты о своей храбрости Ланн воскликнул: «Гусар должен быть убит в бою до 30 лет, иначе дрянь он, а не гусар!» Хотя к тому времени ему было уже больше тридцати...

Он отчаянно ругал и критиковал своих коллег прямо на поле боя. Раз он заявил Маршалу Бессьеру, что тот совершал идиотские маневры своими гвардейскими частями, чем  бесцельно убил время. Бессьер в ярости выхватил саблю, Ланн тоже. Хитрый и лукавый, как лис, маршал Массена сумел примирить двух безумных гасконцев, к счастью для Франции не успевших поотрубать друг другу головы. Между войнами в 1800 году Ланн снова женился, на этот раз на ослепительно красивой восемнадцатилетней дочери сенатора Луизе Геэнек, причем коварно обманул невесту, скинув два года в свадебном контракте. Она просто обожала мужа, хранила ему верность и родила пятерых прекрасных детей. Когда маршала убили, она была гоф-дамой второй жены Наполеона, сделавшись её неразлучной подругой, а после падения Первой Империи оставила свет и посвятила себя детям. К ней сватались десятки знатных и очень богатых аристократов, даже король Испании Фердинанд Седьмой. Все женихи были отвергнуты. Вдова самого храброго маршала Наполеона отвечала влюбленным женихам: «После того, как я была женой Ланна, я не могу принадлежать никому другому».

При Эслинге, по одной из версий, генерал объезжал позиции с бригадным генералом Позе, своим старым другом и учителем. Шальная пуля угодила старому генералу в голову и убила его наповал. Ланн присел на кочку у тела друга, и тут пушечное ядро раздробило ему колено на правой ноге и почти оторвало левую. «Ничего особенного не случилось», – произнес маршал пытаясь подняться. Солдаты принесли его в лазарет, где великий Доминик Жан Ларрей ампутировал ему ногу. Наполеон, продолжавший битву, навещал его ежедневно, проезжая по нескольку лье. Первые пять дней маршал чувствовал себя относительно неплохо. Наполеон приободрился и приказал заказать Ланну протез у знаменитого венского механика Меслера. Жена Ланна, узнав о ранении мужа, помчалась в Вену. Тем временем маршалу стало хуже. Началась гангрена. Ланн стал бредить, терять сознание, бесноваться, отдавать приказы. Ему казалось, он был в бою... Потом лихорадка унялась. Маршал пришел в себя. Он стал узнавать людей, разговаривать с Марбо, своим адьютантом. Наполеон держал его за руку. Он плакал, как считают, во второй раз в своей жизни. «Живите и спасите армию!» – сказал он императору, это и были его последние слова.

Его тело погребли в Пантеоне. Его имя вырезано на камне Триумфальной Арки, а статуя установлена в нише Лувра. Сердце его похоронили на кладбище Монмартр. Французы считали его последним, кто говорил в лицо императору беспощадную правду. Французы помнят его и чтят. Они вывели чудесный сорт голубой сирени, который назвали его именем. А в память его любимой верной супруги создали чудные круглые розы, которые назвали «Герцогиня Монтебелло».